– 5 –
ялами. Иконы у каждого своя были поставлены на передней стене
Путешествуя таким образомъ, 2 марта мы добрались до
Островно го торгъ здесь былъ въ полномъ разгарѣ. Чукчей понаехало множество со всѣхъ кочевъевъ. Остановилсялся я избе одного крестьянина-торговца, бывшаго въ числѣ моихъ
Попутчиковъ.
3 марта. Сегодня отдохнувъ за ночъ отъ утомительнаго путешествия я принялся за дѣло И прежде всего постарался увидеться с чукотскими старшинами, яремами *). Разговарівая с последними я чтобы задобрить ихъ, хвалилъ ихъ миролюбие и хорошия отношенія къ сосѣднимъ племенамъ. Впрочемъ, чукчи в последнее время вели себя въ самомъ дѣлѣ скромнѣе ведь уже лѣть десять, какъ не слышно ни объ открытых набѣгахъ, ни о болышихъ разбояхъ, до которыхъ прежде чукчи были большіе охотники. Говорилъ я еще о своемъ намерении путешествовать по чукотсков зѣмлѣ и даже посѣлиться на время въ чукотскихъ кочевьяхъ.
*)Эремъ- по чукотски значит «начальникъ»,»повелитель» — так называютъ вождей чукчей имеющих ,впрочемъ, мало власти надъ этимъ своевольнымъ народомъ
**) Такъ чукчи зовут нашихъ врачей и фельдшеровъ
На все со стороны моихь собеседниковъ
былъ одинъ лаконическій отвѣтъ— „мечинки»,ладно,хорошо Скоро однако привелось мнѣ поближе познакомиться с этими
угрюмыми дикарями.
4.марта. Среди чукчей въ февралѣ нынѣшняго года открылась повальная болѣзнь, оть которой многіе слегли, а нѣкоторые даже отдали душу Богу. Ни домашнія лекарства, ни загоговоры и нашептыванія шамановъ не помогали. И вотъ собрались чукотские эремы на совѣтъ подумать, чѣмъ-бы пособить горю
— «Плохо намъ», разсуждали они, „жертвенные олени падали неладно съ самого начала, какъ только мы вышли изъ тундры *). Теперь не воротишъ, а лучше-бы тогда подождать идти на Колыму. Думаите-же, что намъ дѣлать».
— Одно остается: поговорить-бы съ русскими. Не худо-бы пригласитъ священннка и кого-нибудъ изъ колымскихъ шамановъ **), Послушаемъ, что скажутъ они.
— „Мечинки», бытъ по сему,—рѣшило все собраніе и тот-часъ послало пословъ ко мнѣ и къ фелъдшеру. Послѣдняго, однако, пе застали дома,—онъ прививалъ оспу ламутамъ. Я-же, догадавшись, что чукчи вь печальныхъ обстоятельствахъ задумали помолиться Богу, не замѣшкался. Въ назначенный срокъ я явился въ сборную юрту („сугланъ»), но, къ несчастію, было уже поздно. Дѣло въ томъ, что недовѣрчнвые чукчи, узнавъ о предполагаемомъ призывѣ русскихъ, ужасно обезпокоилисъ: ихъ подозрительность была возбуждена необычайнымъ дѣломъ, и они постановили новое рѣшеніе: не говорить о болѣзни ни съ кемь, даже не думать объ ней, какъ будто-бы ея и не было, а каждому спокойно заниматься своимъ дѣломъ.
І когда я пришелъ въ сугланъ, то засталъ здѣсь всего четырехъ человѣкъ, которые, сидя у огня, вели рѣчъ о Колымѣ. Видя,что чукчи и не упоминаютъ о томъ, зачѣмъ позвали меня, я нечего дѣлать—присоединился къ ихъ разговору.
Желая уничтожить недовѣрчивость чукчей, я предлагалъ имъ посѣтпть Нижнеколымскъ и погостить у меня; предлагалъ даже свою нарту и бралъ на себя всѣ путевые расходы. Долго подозрительные дикари не соглашались, наконецъ нашелся одинъ смѣльчакъ, который вызвался побывать въ Нижнеколымскѣ и посмотрѣть „большой русскій городъ». Это былъ одинъ изъ
*)Тундрою называется болотистая покрытая лишь мхомъ да чахлымъ кустарниками,полоса Сибири,прилегающяя к Сѣверному океану
– 6 –
эремовъ, по имени Омраургинъ, мой старый знакомый. Мы условились съ нимъ насчетъ отъѣзда, который назначенъ завтра.
4 марта. Поѣздку въ Ннжнеколымскъ, какъ уже не въ юкагирскій какой-нибудь городъ *), а въ русскую крѣпость, охраняемую казачьимъ войскомъ, чукчи считали дѣломъ первостёпенной важности, тѣмъ болѣе, что туда отправлялся не простой человѣкъ, а эремъ, лицо уважаемое. Оттого всю ночь гремѣли бубны, и 23 человѣка почетныхъ чукчей, 4 чаванца и два толмача-юкагира всю ночь снаряжали почтеннаго Омраургина въ далекій путь.
На утро меня позвали въ сугланъ. Тамъ уже собрались всѣ чукотскіе старшины. Подали завтракъ—чашки съ олениною. Два чукотскихъ дипломата разсуждали, обращаясь ко мнѣ, о предстоящемъ пути, а всѣ прочіе слушали разговоръ въ молчаніи. Одинъ изъ ораторовъ, Котто-Бѣломорскій, человѣкъ суровой наружности, со свирѣпымъ выраженіемъ лица, изъяснялся кратко и сильно. Этотъ эремъ слыветъ между чукчами за самаго отважнаго воина,—прежде онъ промышлялъ грабежемъ п разбоями, оттого и нажился. Другой собесѣдникъ. по имени Гиркиневъ, родственникъ Омраургина и мой хорошій знакомый, выражался весьма вѣжливо и даже изысканно. Онъ напоминалъ мнѣ о прежнихъ нашихъ добрыхъ отношеніяхъ, выражалъ надежду, что знакомство наше не прервется, что я самъ когда-нибудь буду гостемъ у чукчей п пр.
Оказывается, чудаки подозрѣвали меня,—не захватили-бы на Колымѣ ихъ товарища и не удержали-бы его въ плѣну аманатомъ. Успокоивъ подозрительныхъ чукчей, я распростился со всѣми, И скоро быстрыя нарты понесли насъ съ Омраурогиномь въ Нижнеколымскь. Пятеро провожатыхъ сопровождали насъ весъ день до первой станціи и ночлега.
5 марта. Сегодня наше путешествіе было далеко пе такъ пріятно, какь вчера,—сильный сѣверо-западный вѣтеръ билъ снѣгомъ прямо въ лицо намъ; метелъ была такъ велика, что мы едва распознавали дорогу. Ненастъе продолжалось весь день, такь что мой гость по на шутку встревожился, считая дурную погоду за неблагопріятное предсказаніе, и даже предлагалъ вернутъся назадь. Но я успокоилъ его, сказавъ, что скоро мы найдемъ пріють и отдыхъ. Дѣйствнтельно, подъ вечеръ мы прибыли въ Плодбище, юкагирекое кочевье, гдѣ нашли человѣкъ двадцать юкагировь, пробиравшихся на ярмарку въ Островное и остановнвшіхся здѣсь переждать ненастье. Добрые люди приняли насъ гостепріимно и радушно угостили чѣмъ случилось, по дорожному.
6 марта. Сегодня Прощенное Воскресенъе. Христіане-юкагиры вполнѣ по-христіански исполнили обрядъ прощенія. Они затеплили передъ образами восковыя свѣчки, усердно помолились Богу и затѣмъ стали подходить ко мнѣ со словами: „прости и благослови», причемъ мы цѣловались. Осѣняя каждого крестнымъ знаменіемъ, я присовокуплялъ пожеланіе: „вь благочестіи провести наступающуго св. четыредесятницу и въ радости душевнои встрѣтитъ Свѣтлое Христово Воскресеніе». То-же самое юкагиры дѣлали и между собою: кланялись другъ-другу. цѣловались и просили прощенія.
Затѣмъ мы разстались съ этими добрыми п простодушными, хотя п невѣжественными людьми: они поѣхали въ Островное, а я съ готемъ въ Нижнеколымскъ.Затѣмъ мы разстались съ этими добрыми и простодушными, хотя и невѣжественными людьми: они поѣхали въ Островное, а я съ гостемъ въ Нижнеколымскъ.
7—12 марта. Довольно натерпѣлись мы во время пути отъ холода, противнаго вѣтра съ метелью, отъ бездорожицы и поверхледнаго наводненія при
переѣздѣ черезъ рѣки; наконецъ,на четвертый день по выѣздѣ изъ Анюйской крѣпостцы, живы и здоровы, добрались до родимаго Нижнеколымска.
*)Чукчи каждую деревню называють городомъ — Гуйпунъ пли Пуйвунъ..
Почтенный чукотскій эремъ гостилъ у меня здѣсь пятеро сутокъ. Онъ посѣтиль всѣхъ порядочныхъ обывателей и въ свою очередь принималъ ихъ посѣщенія. Его распросы обнаруживали въ немъ большую любознательность: навѣдывался онъ о числѣ домовъ въ Нижнеколымскѣ, о народномъ здравіи; желалъ знать, далеко-ли до Среднеколымска, до Якутска и до того пресвѣтлаго мѣста, гдѣ имѣетъ пребываніе Солнышко-Царь (Тырк-Эремъ), спрашивалъ также о числѣ русскаго воинства. Сужденія его о различныхъ предметахъ обнаруживали въ Омраургинѣ здравый умъ п понятливость. Велъ себя онъ вполнѣ прилично и вѣжливо, даромь что былъ дикарь. Водку пилъ, но умѣренно, а не до безчувствія. Впрочемъ всѣ чукчи отличаются оть другихъ инородцевъ сибирскаго Сѣвера умѣренностью въ употребленіи спиртныхъ напитковъ, чего, къ сожалѣнію, нельзя сказать, напр., объ юкагирахъ.
Одно только сразу обличало въ моемъ пріятелѣ дитя природы,—это его любовь къ пестрымъ нарядамъ и украшеніямъ. Кафтанъ ярко-краснаго цвѣта, расшитый вдоль и поперекъ галунами, шапка, украшенная разноцвѣтными перъями, цвѣтной платокъ на шеѣ, замшевыя перчатки, высокіе сапоги, цвѣтной жилеть, пестрыя брюки, свѣтлая стальная сабля и большая золотая медаль на шеѣ,—вотъ полный костюмъ, «почтеннаго» Омраургина. Въ этомъ, нарядѣ онъ чинно прогуливался по улицамъ Нижнеколымска, возбуждая всеобщее любопытство и сопровождаемый цѣлою толпою ребятишекъ. Такое вниманіе кь его особѣ, видимо доставляло большое удовольствіе чукотскому эрему.
Чукчи вообще болѣе боятся Вышняго. чѣмъ любятъ Его: они представляіютъ, себѣ Господа не чадлюбивымъ отцемъ людей, а грознымъ, карающімъ Владыкой и прибѣгаютъ кь молитвѣ лишь въ случаѣ несчастій и бѣдствий. Омраургинъ и
въ этомъ отличался отъ своихь соплеменниковь: он каждодневно утромъ и вечеромь молился Богу, Ходилъ и въ церковь. ,а отправляясь восвояси, позаботился запастись восковыми свѣчами и выпросилъ, у меня икону Спасителя.
Все время пребыванія своего въ Нижнеколымскѣ мой гость находился вь хорошемъ расположеніи духа, которое мы всясчески старались поддерживать. Уѣзжая домой, онъ благодарилъ меня за радушіе п усиленно просилъ пріѣхать когда-нибудь погостить къ нему. Я обѣщался, и мы разстались въ самыхъ пріятельскихь отношеніяхъ.
А. А. (Продолженіе слѣдуетъ).
ИСПОВѢДЬ ПИЛАТА
( ИСТОРИЧЕСКІЙ РАЗСКАЗЪ).
(Продолженіе).
онятно,—продолжалъ Пилатъ,—я не долженъ былъ стеснять Его дѣйствіи. Задержать Его при всякомъ случаѣ было вь моей власти, но по чувству справедливости, по одному здравому смыслу это было бы возмутительно. Тайно я даже сталъ Ему покровительствовать. Онъ безпрепятственно ходилъ всюду, проповѣдывалъ, собирая народъ на площадяхъ, около озера, въ пустыняхъ, на горѣ… И повѣрь мнѣ, Альбинъ если когда-нибудь, — да сохранятъ насъ отъ этого боги!—если ученіе Іисуса одержитъ верхъ надъ религіею нашихъ отцовъ