1 028 просмотров

Воспитание Апостола Павла

golgofa
golgofa1

  ВОСПИТАНИЕ АПОСТОЛА ПАВЛА.

ГЛАВА I. ВСТУПЛЕНИЕ.

Онъ есть Мой избранный сосудъ. ДѢЯН. ІХ, 15.

i
ЗЪ двѣнадцати учениковъ, которыхъ Господь нашъ Іисусъ Христосъ избралъ своими апостолами и провозвѣстниками въ теченіе короткихъ лѣтъ своего земнаго служеяія, толъко двое, можно сказать, наложили на младенческую церковь печать своей личности. Это именно свв. Апостолы Іоаннъ и Симонъ. Самъ Спаситель, въ данныхъ имъ прозваніяхъ, указалъ отличительныя особенности въ ихъ характерѣ и иреимущество ихъ дарованій. Іоаннъ былъ названъ Сыномъ Грома, а Симонъ долженъ былъ во всѣ вѣка называться Кифой или Петромъ, апостоломъ краеугольнаго камня (1 ІІетр. н, 4 — 8). Петру предоставлена была честь властно допустить перваго необрѣзаннаго язычника, на равныхъ правахъ, въ братство Христово, и онъ всегда считался главнымъ столпомъ первенствующей церкви (Гал. н, 9). Іоаннъ съ другой стороны есть апостолъ любви, любимый апостолъ и избранный евангелистъ тѣхъ, внутреннее благочестіе которыхъ становится выше внѣшнихъ формъ. Петръ, какъ первый исповѣдавшій божественность Христа, и Іоаннъ, какъ возлюбленный другъ Іисуса какъ человѣка,—вотъ два имени среди общества апостоловъ, которыя дія человѣческихъ глазъ сіяютъ особеннымъ блескомъ среди тѣхъ двѣнадцати драгоцѣнныхъ камней, что легли въ основу новаго Іерусалима (Откр. XII, 14)

Но былъ и еще одинъ апостолъ, которому ввѣрено было еще болѣе широкое, болѣе плодотворное и трудное дѣло,—которому надлежало основать гораздо больше церквей, вынести больше страданій, привлечь въ стадо Христово гораздо болѣе необъятное множество послѣдователей. Защита и поддержаніе новаго общества первоначально лежали на могучихъ плечахъ ап. Петра; и однакоже его терпѣніе не подвергалось столь ужасному испытанію, какъ терпѣніе того, на кого ежедневно падала обязанность «попеченія о всѣхъ церквахъ». Ап. Іоаннъ пережилъ всѣхъ другихъ апостоловъ и онъ едва избѣгъ участи, а вмѣстѣ и славы своего брата — быть однимъ изъ первыхъ мучениковъ за Христа; и однако даже его жизнь, удрученная долгой ссылкой и тяжкими невзгодами, была гораздо меньшимъ испытаніемъ, чѣмъ жизнь того, кто считалъ для себя лишь легкимъ огорченіемъ «каждый день умирать», «быть многократно при смерти» (1 Кор. ху, 31; 2 Кор. хі, 23). Нуженъ былъ третій типъ апостолъства. Кромѣ апостола исповѣданія и апостола любви, церковь Христова нуждалась также и въ апостолѣ народовъ.

Поистинѣ невозможно преувеличить широту, значеніе и огромную важность услугъ, которыя оказаны были христіанству Павломъ Тарсійскимъ. Этотъ въ высшей степени самоотверженный дѣятель могъ бы съ основаніемъ указывать на то, что потрудился болѣе такихъ тружениковъ, какъ апостолы. Достаточнымъ правомъ на вѣчную благодарность человѣчества было бы для него и то, что онъ отъ Іерусалима до Иллиріи, отъ Иллиріи до Рима и быть можетъ даже до Испаніи проповѣдывалъ евангеліе, которое вдохнуло новую жизнь въ одряхлѣвшій и растлѣнній міръ. И однакоже все это быть можетъ было наименѣе прочнымъ изъ благъ, которыми воспользовалось человѣчество отъ его генія и жизни. Въ его посланіяхъ именно — какъ ни случайно было происхожденіе нѣкоторыхъ изъ нихъ — мы находимъ самыя раннія проявленія той христіанской литературы, которымъ міръ обязанъ своими богатѣйшими сокровищами поэзіи и краснорѣчія, нравоучительной мудрости и духовнаго утѣшенія.

Его именно уму, воспламеняемому любовію и озаряемому духомъ его Господа, мы обязаны первымъ систематическимъ изложеніемъ, во взаимной связи и причинномъ сочетаніи, великихъ истинъ той тайны благочестія, которая сокрытая отъ вѣковъ была открыта въ евангеліи Іисуса Христа. Его именно безбоязненной рѣшительности, его ясному взгляду, его нравственной возвышенности мы обязаны освобожденіемъ религіи отъ невы- носимаго ига подзаконности, отдѣленіемъ живаго тѣла христіанства отъ трупа отмѣненнаго левитства (Гал. іѵ, 9; Рим. уш, 3; Евр. уіі? 18). Онъ былъ избраннымъ орудіемъ Бога въ предоставленіи возможности для всеобщаго распространенія христіанства. Какъ апостолъ народовъ, онъ былъ по преимуществу апостоломъ свободы, культуры, разума; но кромѣ этого еще онъ былъ тѣмъ апостоломъ, который яснѣе всѣхъ показалъ для религіозной совѣсти человѣчества значеніе вѣры и во всѣ времена въ безчисленныхъ христіанахъ возбуждалъ чувство ихъ собственной безпомощности, убѣдительно и неотразимо указывая вмѣстѣ съ тѣмъ на величіе и всеобщность того искупленія которое совершилъ Спаситель Христосъ. И поэтому, когда вѣра Христова наиболѣе помрачалась въ сердцахъ людей, когда ея чистѣйшее пламя подвергалось крайней опасности погашенія—подъ мертвымъ ли пепломъ чувственности, или отъ леденящихъ вѣяній скептицизма,—религіозная жизнь болшеею частію оживала вновь подъ вліяніемъ его именно писаній Одно изъ его именно строгихъ нравственныхъ правилъ —- «будемъ вести себя благочинно, не. предаваясь ни пированіямъ и пьянств?, ни сладострастію и распутству ни ссорамъ и зависти» (Римл. XII 13)—сдѣлалось , для бл. Августина руководящей звѣздой изъ мрака нравственныхъ заблужденій 2), и въ его именно ученіи душа всякаго христіанина можетъ находить путь къ высшей. ступени святой христіанской свободы — въ единеніи со Христомъ.

Въ промышленіи Божіемъ нерѣдко случалось, что разрушитель извѣстной системы воспитывался въ самомъ лонѣ той системы, которую онъ предназначенъ былъ потрясти или разрушить. Будда получилъ свое воспитаніе въ браминствѣ, Паскаль былъ воспитанъ въ іезуитской школѣ, Спиноза былъ іудей. Тоже самое было и съ апостоломъ Павломъ. Побѣдоносный врагъ языческой философіи и языческаго идолопоклонства провелъ свое дѣтство въ языческой средѣ философскаго города. Непримиримый противникъ іудейской исключительности по своему происхожденію былъ еврей изъ евреевъ. Человѣкъ, нанесшій смертельную рану духу фарисейства, былъ фарисей, сынъ фарисеевъ 3); съ самой юности своей онъ воспитанъ былъ въ Іерусалимѣ у ногъ Гамаліила (Дѣян. , 3; XXII, 4); до совершенства изучалъ законъ отцовъ и жилъ «по строжайшему въ іудейскомъ вѣроисповѣданіи ученію» 4). Какъ его дѣятельность во многихъ отношеніяхъ отличалась отъ дѣятельности другихъ апостоловъ, такъ и его воспитаніе было совершенно непохоже на ихъ воспитаніе. Ихъ ранніе годы проведены были въ селеніяхъ Геннисарета; его дѣтство прошло въ людномъ іудейскомъ кварталѣ языческаго города. Они за немногими исключеніями были люди, не отличавшіеся ни могучимъ геніемъ, ни сильными личными особенностями; онъ былъ человѣкъ сильнаго личнаго характера и чудесной умственной мощи. Они были «неучены и невѣжественны», незнакомы съ систематической техникой, неопытны въ методахъ, которые главнымъ образомъ и шли среди іудеевъ за богословскую ученость; онъ же въ качествѣ «ученика мудрецовъ» 5) сидѣлъ у ногъ знаменитѣйшихъ изъ раввиновъ и избранъ былъ инквизиціоннымъ агентомъ синедріона потому именно, что всѣхъ своихъ современниковъ превосходилъ пылкой рев- ностью о преданіяхъ школъ 6).

Это именно человѣкъ, жизнь и дѣятельность котораго лучше всего даетъ намъ возможность понять и уяснить себѣ зарю христіанства, загоравшуюся надъ тьмою какъ іудейскаго, такъ и язьческаго міра; человѣкъ, который высвободилъ христіанство изъ пеленокъ іудейства и вдохнулъ въ разлагавшійся языческій міръ новую радость и надежду. Изученіе его жизни даетъ намъ болѣе полное понятіе о необычайной возвышенности этого человѣка, а также и объ истинахъ, которыя онъ провозвѣщалъ до самой смерти. Мы должны разсмотрѣть эту жизнь во всей ея полнотѣ, съ рѣшимостью видѣть ее—какъ она казалась его современникамъ и какъ казалась самому апостолу. «Хотя онъ и Павелъ, говоритъ св. I. Златоустъ, все таки онъ человѣкъ былъ», —нѣтъ, мало того, самыя немощи его усугубляли его величіе. Онъ стоитъ безконечно выше того, чтобы нуждаться въ сплошномъ безцвѣтномъ панегирикѣ. Если мы изобразимъ его как бы свободнымъ отъ всякой человѣческой немощи, если мы взглянемъ на его дѣйствія такъ, какъ будто-бы они никогда не были ниже своего идеала, то мы не только изобразимъ невозможную личность, но даже станемъ въ прямое противорѣчіе съ его собственными неоднократными свидѣтельствами. Нашему разсмотрѣнію подлежитъ не безгрѣшный образецъ,—но жизнь человѣка, который съ глубочайшею искренностію самъ называлъ себя «первымъ изъ грѣшниковъ»; это дѣятельность того, обыденная жизнь котораго была человѣческою, не божественною,—человѣческою по своей порывистости, человѣческою по ея чувствамъ и немощамъ, а также быть можетъ и по ея поступкамъ и приспособленіямъ къ обстоятельствамъ; но внутренняя жизнь его была истинно божественною, насколько она проявлялась въ дѣйствіяхъ Духа Святаго, насколько она была мертва для міра и сокрыта со Христомъ въ Богѣ 7). Св. писанію совершенно чуждо намѣреніе изображать намъ нашихъ ближнихъ въ свѣтѣ безгрѣшныхъ героевъ или безупречныхъ полубоговъ. Мнѣніе, считающее неблагоговѣйньшъ предполагать, что въ жизни и дѣятельности апостола могли быть немощи, есть одинъ изъ видовъ того ложнаго смиренія; которое подъ предлогомъ почтенія унижаетъ ѣв. писаніе и вмѣсто живаго послушанія выставляетъ поклоненіе мертвой буквѣ. Для насъ немного можетъ быть поучительнаго въ идеализированномъ изображеніи жизни нашихъ собратій и сослу- жителей (Откр. XIX, 10); но мы дѣйствительно находимъ для себя величашпій источникъ въ высшей степени важныхъ назидаиій, когда замѣчаемъ въ борющейся душѣ торжество благодати Божіей, когда видимъ человѣка, который, будучи немощенъ подобно намъ, подвергаясь искушеніямъ и заблужденіямъ какъ и мы, становится однакоже способнымъ, вдохновившись святою цѣлію, побѣдить искушеніе, побороть себялюбіе, воздвигнуть даже среди немощей и грѣховъ величественное зданіе святой жизни, и такъ сказать «построить города Іудеи изъ разрушенныхъ крѣпостей Самаріи» 8).

Можетъ показаться страннымъ, если мы скажемъ, что жизнь апостола Павла намъ извѣстна до глубочайшихъ тайнъ его сердца, Правда, что кромѣ немногихъ разрозненныхъ останковъ церковнаго преданія у насъ имѣется только два источника для изслѣдованія его жизни,—именно книга Дѣяній Апостольскихъ и Посланія самого апостола Павла; притомъ даже и въ отношеніи этихъ источниковъ, въ виду усиленныхъ работъ критической школы, теперь уже едва ли можно обходиться безъ достаточнаго оправданія ихъ подлинности. Но для полнаго изслѣдованія этого вопроса потребовалась бы особая книга, да дѣло это уже и достаточно сдѣлано другими, болѣе компетентными въ этомъ отношеніи. Все, что мы счи-таемъ нужнымъ сказать объ этомъ здѣсь, это то, что мы тщательно взвѣсили всѣ относящіяся сюда данныя, и если не всегда указываемъ основанія для того или другаго взгляда, все таки не дѣлаемъ ни одного положенія, не имѣя на то вполнѣ достаточныхъ основаній. 0 книгѣ Дѣяній Апостольскихъ намъ придется говорить при различныхъ обстоятельствахъ дальше, и не входя въ подробную защиту этой книги противъ нападокъ новѣйшей критики, мы теперь выразимъ только наше убѣжденіе, что даже если допустить, что это «древній ириниконъ», предназначавшійся къ улаженію партійныхъ распрей и имѣвшій цѣлію показать отсутствіе непримиримой противоположности между взглядами и постановленіями апостоловъ Петра и Павла; даже если мы отступимся отъ очевиднаго правила, по которому во всѣхъ пунктахъ, гдѣ повидимому является какое- либо противорѣчіе между Дѣяніями и Посланіями, авторитетъ послѣднихъ долженъ имѣть высшее значеніе; мало того, даже если мы признаемъ, что на форму и составъ книги Дѣяній Апостольскихъ имѣли то или другое вліяніе личныя и искусственныя соображенія, — при всемъ томъ книга Дѣяній Апостольскихъ во всѣхъ своихъ главныхъ чертахъ представляетъ подлинную и достовѣрную исторію. Допустимъ, что въ книгѣ Дѣяній мы имѣемъ картину такого полнаго единенія между послѣдователями апостоловъ обрѣзанія и апостола Павла, котороё, какъ можно судить по Посланіямъ, не было такимъ полнымъ и ненарушимымъ; допустимъ, что въ книгѣ Дѣяній апостолъ Павелъ изображается дѣйствующимъ такъ, какъ онъ не дѣйствовалъ-бы, судя по Посланіямъ. Даже эти уступки имѣютъ весьма спорный характеръ; и однакоже, допуская даже ихъ мы можемъ сказать лишь—что уже и само по себѣ достаточно очевидно—что оба эти источника имѣютъ завѣдомо неполный и отрывочный характеръ. Они конечно неполны, и ни одна изъ этихъ книгъ даже и не имѣетъ своею цѣлію дать полное повѣствованіе о жизни апостола, Жизнь его—говоря вообще—извѣстна намъ только въ промежуткахъ. между ея центральнымъ и позднѣйшимъ періодомъ; между 36 и 66 годами по Р. X. Она подобна манускрипту, начало и конецъ котораго потеряны безвозвратно. Она подобна одной изъ тѣхъ рѣкъ, которыя, появляясь изъ невѣдомыхъ источниковъ, уходятъ въ почву, не достигнувъ моря. Но.мало того , какъ неполны наши свѣдѣнія даже о той ея части? въ отношеніи которой у насъ имѣется достовѣрная лѣтопись! Въ этомъ отношеніи не можетъ быть болѣе неотразимаго доказательства, чѣмъ то знаменитое мѣсто втораго посланія къ КоринѲянамъ, гдѣ, клеветами враговъ вынужденный противъ своей воли прибѣгнуть въ оправданію высоты своего апостольства, апостолъ Павелъ нашелъ необходимымъ написать очеркъ того, что онъ совершилъ и выстрадалъ въ теченіе своей жизнн 9). Эта «иліада скорбей» написана была еще задолго до завершенія его дѣятельности, и однакоже изъ упоминаемыхъ тамъ опасностей и невзгодъ на цѣлыхъ одиннадцать лѣтъ ни малѣйшаго указанія въ книгѣ Дѣяній Апостольскихъ, хотя тамъ упоминаются и многія другія, происшедшія послѣ этого вынужденнаго очерка. Такъ, напримѣръ, св, Лука не упоминаетъ ни одного изъ пяти бічеваній іудейскими ремнями; упоминаетъ только объ одномъ изъ трехъ истязаній римскими прутьями; не говоритъ ни объ одномъ изъ трехъ кораблекрушеній, хотя съ тщательными подробностями описываетъ позднѣйшее кораблекрушеніе; не дѣ-

лаетъ ні малѣйшаго намека на тѣ сутки, которыя были проведены въ глубинѣ морской; разсказываетъ только о двухъ изъ семи тюремныхъ заключеній, которымъ подвергался апостолъ по свидѣтельству св. Климента 10). Писатель книги Дѣяній не дѣлаетъ ни малѣйшаго намека на цѣлые классы опасностей? перенесенныхъ апостоломъ Павломъ, хотя онъ несомнѣнно былъ въ это время спутникомъ апостола; какъ напримѣръ—не упоминаются опасности на рѣкахъ, опасности отъ разбойниковъ, опасности въ пустынѣ, опасности между лжебратіями, голодъ, жажда,- постъ, стужа, нагота. И всѣ эти опасности и невзгоды, совершенно опускаемыя въ книгѣ Дѣяній, въ Посланіяхъ упоминаются такъ мимоходно, обще и безъ всякаго хронологическаго порядка, что едва ли хоть одну изъ нихъ можно опредѣлить съ нѣкоторою полнотою и указать ей должное мѣсто въ послѣдовательности событій жизни апостола. Въ такомъ случаѣ, кто можетъ утверждать что въ такой жизни не было цѣлаго ряда событій, которыя, будучи введены св. Лукой въ свое повѣствованіе даже хоть просто для выясненія особенностей характера апостола, въ тоже время не нашли или не могли найти себѣ мѣста въ посланіяхъ; равно какъ не было такихъ событій и чертъ характера, которыя, будучи отмѣчены въ посланіяхъ, ненаходятъ отраженія въ повѣствованіи? А изъ самыхъ посланій—-сколько сохранилось до насъ? Только тѣ немногія, которыя заключаются въ нашемъ канонѣ, изъ того несравненно большаго числа которое написано апостоломъ 1]). Но даже изъ этихъ дошедшихъ до насъ нѣко- торыя отдѣлены отъ другихъ большими промежутками времени; иныя почти не содержатъ никакихъ подробностей, которыя могли-бы имѣть біографическое значеніе, и не сохранилось ни одного, которое бы изображало намъ его дѣятельность въ ранній періодъ до вступленія на европейскую почву. Нелѣпо поэтому утверждать, что тотъ или другой изъ этихъ источниковъ долженъ быть отвергнутъ какъ недостовѣрный на томъ основаніи, что онъ представляетъ намъ новую сторону въ этомъ многостороннемъ характерѣ; или что событія въ повѣствованіи должны быть отнесены къ области едва ли добросовѣстныхъ измышленій на томъ основаніи, что они не согласуются сразу съ тѣмъ что можно бы предполагать на основаніи краткихъ и разрозненныхъ писемъ изъ разнообразной и разносторонней корреспонденціи этой разнообразнѣйшей и сложнѣйшей жизни. Если-бы въ книгѣ Дѣяній Апостольскихъ было что-нибудь такое, что казалось бы непримиримымъ съ явными свидѣтельствами посланій, то мы безъ смущенія отвергли бы все та- кое. Но болыпая часть возраженій (если только не всѣ), выставляемыхъ противъ достовѣрности Дѣяній Апостольскихъ, кажутся намъ—по основаніямъ, которыя будутъ указаны послѣ-—не только не состоятельными, но и крайне легкомысленными. Если въ этой книгѣ есть мѣста, которыя какъ будто бы бросаютъ тѣнь непослѣдовательности на характеръ великаго апостола., то все таки нѣтъ ни одного такого случая, когда-бы какое-либо изъ нихъ не находило полнаго оправданія и подтвержденія въ несомнѣнныхъ произведеніяхъ самого апостола. Если бы не отверженіе со стороны людей значительной учености и таланта, то было бы совершенно излишне указывать на тотъ несомнѣнный фактъ, что въ исторіи и въ обыденной жизни мы постоянно встрѣчаемся съ примѣрами, когда одна и таже жизнь съ совершенною добросовѣстностъю изображается съ совершенно противоположныхъ сторонъ, или видимъ событія, которыя кажутся противорѣчивыми единственно потому, что неупомянутъ пунктъ соглашенія между ними. Помимо этого, точки соприкосновенія между книгой Дѣяній и Посланіями апостола Павла положительно безчисленны, и даже непреднамѣренныя совпаденія между ними считаются цѣлыми десятками (въ доказательство чего достаточно указать на сочиненіе Палея Ногае Раиlinае). Опровергать всѣ возраженія, выставляемыя противъ достовѣрности книги Дѣяній, было бы скучнымъ и неблагодарньмъ трудомъ; но рѣшительный отвѣтъ на нихъ данъ будетъ самымъ ходомъ разсказа въ нашей книгѣ, если только конечно не окажется, что намъ не удалось связать отдѣльныя данные, или что попытка связать ихъ повела кь несообразнымъ и
невозможнымъ результатамъ.

Мы думаемъ, поэтому, что у насъ достаточно и даже болѣе чѣмъ достаточно матеріала для того, чтобы показать, какова была жизнь великаго апостола и каковъ былъ самъ апостолъ. Жизнеописаніе, заключаюіцееся въ краткомъ очоркѣ, часто бываетъ болѣе вѣрнымъ и полезнымъ, чѣмъ то, въ которомъ излагаются всѣ мельчайшія подробности. Мы отнюдь не получаемъ болыпе понятія о великомъ человѣкѣ вслѣдствіе того, что намъ представится случай познакомиться съ мелочными обстоятельствами его обыденной жизни, или вслѣдствіе того, что ложное благоговѣніе передаетъ потомству пеструю и безцвѣтную смѣсь его заурядной переписки. Мы познаемъ человѣка во всей его истинности, когда познаемъ его въ- томъ, что было въ немъ самаго величественнаго и лучшаго; мы вполнѣ уясняемъ себѣ его значеніе для насъ и для міра, когда видимъ его въ высшемъ раз- витіи его благороднѣйшей дѣятельности, на самой вершинѣ проходимаго имъ поприща, въ полнѣйшей славѣ его жизни. Есть люди, жизнь которыхъ можетъ быть поучительною вслѣдстсвіе самой ея мелочности, и біографы такихъ людей понятно должны входить во всѣ подробности ихъ жизни. Но въ отношеніи лучшихъ и величайшихъ .людей рѣтительно можно утверждать, что знать о нихъ больше значитъ знать о нихъ меньше. Вполнѣ возможно, что если бы, въ отношеніи такой пылкой и порывистой личности, какъ апостолъ Павелъ, мелочная и рабски подробная лѣтопись сохранила намъ всякое поспѣшное выраженіе, всякое бѣглое замѣчаніе, всякое хоть минутное паденіе съ высоты возвышеннаго идеала, мелкія души, готовыя всегда ликовать при видѣ того, какъ благороднѣйшіе изъ людей хоть на мигъ спускаются до одного уровня съ ними, могли бы находить кое-что для своего злорадства. Что это могло быть именно такъ, можно вполнѣ заключать изъ той силы и искренности самоосужденія, съ которыми самъ апостолъ признаетъ свои немощи. Но такая жалкая и мелочная лѣтопись, даже если бы она была совершенно правдива, только бы затемнила для насъ образъ великаго апостола Павла, какимъ онъ является намъ въ свѣтѣ исторіи: Павла, какимъ онъ сохранился до насъ въ лѣтописяхъ христіанства; Павла дѣятельнаго подобно Петру, и умозрительнаго подобно Іоанну; Павла какъ героя самоотреченія; Павла какъ могучаго поборника христіанской свободы; Павла какъ величайшаго проповѣдника, величайшаго миссіонера, величайшаго богослова,—Павла, вдохновеннаго апостола народовъ, смиреннаго раба Господа Іисуса Христа.

Опубликовано в Ф. Фаррар